Чтиво, товарищам однокурсникам пригодится.СЪКАЗАНИЕ И СТРАСТЬ И ПОХВАЛА
СВЯТЮЮ МУЧЕНИКУ БОРИСА И ГЛЕБА
Господи, благослови, отьче.
«Родъ правыихъ благословиться, — рече пророкъ, — и семя ихъ въ благословлении будеть».
Сице убо бысть малъмь преже сихъ. Сущю самодржьцю вьсеи Русьскеи земли Володимиру сыну Святославлю, вънуку же Игореву, иже и святыимь крьщениемь вьсю просвети сию землю Русьску. Прочая же его добродетели инде съкажемъ, ныне же несть время. А о сихъ по ряду сице есть: сь убо Володимиръ имеяше сыновъ 12 не отъ единоя жены, нъ отъ раснъ матерь ихъ. Въ нихъ же бяше старей Вышеславъ, а по немь Изяславъ, 3 — Святопълк, иже и убийство се зълое изъобретъ. Сего мати преже бе чьрницею, гръкыни сущи, и поялъ ю бе Яропълкъ, братъ Володимирь, и ростригъ ю красоты деля лица ея. И зача отъ нея сего Святопълка оканьнааго. Володимиръ же, поганъи еще, убивъ Яропълка и поятъ жену его не-праздьну сущю. Отъ иея же родися сии оканьныи Святопълкъ, и бысть отъ дъвою отьцю и брату сущю. Темь же и не любляаше его Володимиръ, акы не отъ себе ему сущю. А отъ Рогнеди 4 сыны имеяше: Изяслава, и Мьстислава, и Ярослава, и Всеволода, а отъ иноя Святослава и Мьстислава, а отъ българыне Бориса и Глеба. И посажа вся по роснамъ землямъ въ княжении, иже инъде съкажемъ, сихъ же съповемы убо, о нихъ же и повесть си есть.
Посади убо сего оканьнааго Святопълка въ княжении Пиньске, а Ярослава — Новегороде, а Бориса — Ростове, а Глеба — Муроме. Нъ се остаану много глаголати, да не многописании въ забыть вълеземъ, нъ о немь же начахъ, си съкажемъ убо сице. Многомъ же уже дьньмъ минувшемъ, и яко съконьчашася дьние Володимиру, уже минувъшемъ летомъ 28 по святемь крьщении, въпаде въ недугъ крепъкъ. Въ то же время бяше пришелъ Борись изд-Ростова, печенегомъ же о онуду пакы идущемъ ратию на Русь, въ велице печали бяаше Володимиръ, зане не можааше изити противу имъ, и много печаляашеся. И призъвавъ Бориса, ему же бе имя наречено въ святемь крьщении Романъ, блаженааго и скоропослушьливааго, продавъ вое мъногы въ руце его, посъла и противу безбожьнымъ печенегомъ. Онъ же съ радостию въставъ иде рекъ: «Се готовь есмь предъ очима твоима сътворити, елико велить воля сьрдьца твоего». О таковыихъ бо рече Притъчьникъ: «Сынъ быхъ отьцю послушьливъ и любиимъ предъ лицьмь матере своея».
Ошедъшю же ему и не обретъшю супостатъ своихъ, възвративъшюся въспять ему. И се приде вестьникъ къ нему, поведая ему отьчю съмрьть, како преставися отьць его Василии, въ се бо имя бяше нареченъ въ святемъ крьщении, и како Святопълкъ потаи сьмьрть отьца своего, и ночь проимавъ помостъ на Берестовемь и въ ковър обьртевъше, съвесивъше ужи на землю, везъше на санехъ, поставиша и въ църкви святыя Богородица. И яко услыша святыи Борисъ, начатъ телъмь утьрпывати и лице его вьсе сльзъ испълнися, и сльзами разливаяся и не могыи глаголати. Въ сьрдьци си начатъ сицевая вещати: «Увы мне, свете очию моею, сияние и заре лица моего, бъздро уности моее, наказание недоразумения моего! Увы мне, отьче и господине мои! Къ кому прибегну, къ кому възьрю? Къде ли насыщюся таковааго благааго учения и наказания разума твоего? Увы мне, увы мне! Како заиде свете мои, не сущу ми ту! Да быхъ поне самъ чьстьное твое тело своима рукама съпряталъ и гробу предалъ. Нъ то ни понесохъ красоты мужьства тела твоего, ни съподобленъ быхъ целовати добролепьныхъ твоихъ сединъ. Нъ, о блажениче, помяни мя въ покои твои! Сьрдьце ми горитъ, душа ми съмыслъ съмущаеть и не вемь къ кому обратитися и къ кому сию горькую печаль простерети? Къ брату ли, его же быхъ имелъ въ отьца место? Нъ тъ, мьню, о суетии мирьскыихъ поучаеться и о биении моемь помышляеть. Да аще кръвь мою пролиеть и на убийство мое потъщиться, мученикъ буду господу моему. Азъ бо не противлюся, зане пишется: «Господь гърдыимъ противиться, съмеренымъ же даеть благодать». Апостолъ же: «Иже рече — «Бога люблю», а брата своего ненавидить — лъжь есть». И пакы: «Боязни въ любъви несть, съвьршеная любы вънъйзмещеть страхъ». Темь же что реку или чьто сътворю? Се да иду къ брату моему и реку: «Ты ми буди отьць — ты ми братъ и стареи. Чьто ми велиши, господи мои?»
И си на уме си помышляя, идяаше къ брату своему я глаголааше въ сьрдьци своемъ: «То поне узьрю ли си лице братьца моего мьньшааго Глеба, яко же Иосифъ Вениямина?» И та вься полагая въ сьрдьци си: «Воля твоя да будеть, господи мои». Помышляше же въ уме своемъ: «Аще пойду въ домъ отьца своего, то языци мнози превратять сьрдьце мое, яко прогнати брата моего, яко же и отьць мои преже святаго крещения, славы ради и княжения мира сего, и иже все мимоходить и хуже паучины. То камо имамъ прийти по ошьствии моемь отсюду? Какъ ли убо обряшюся тьгда? Кыи ли ми будеть ответъ? Къде ли съкрыю мъножьство греха моего? Чьто бо приобретоша преже братия отьца моего или отъць мои? Къде бо ихъ жития и слава мира сего, и багряница и брячины, сребро и золото, вина и медове, брашьна чьястьная и быстрии кони, и домове красьнии и велиции, и имения многа, и дани, и чьсти бещисльны, и грърдения, яже о болярехъ своихъ? Уже все имъ, акы не было николи же: вся съ нимь ищезоша, и несть помощи ни отъ кого же сихъ — ни отъ имения, ни отъ множьства рабъ, ни отъ славы мира сего. Темь и Соломонъ, все прошьдъ, вься видевъ, вся сътяжавъ и съвокупивъ, рече расмотривъ вьсе: «Суета и суетие суетию буди», тъкмо помощь от добръ делъ, и отъ правоверия, и отъ нелицемерьныя любъве».
Идыи же путьмь, помышляаше о красоте и о доброте телесе своего, и сльзами разливаашеся вьсь. И хотя удрьжатися и не можааше. И вси зьряще его, тако плакаашеся о доброродьнемь теле и чьстьнем разуме и въздраста его. И къжьдо въ души своеи стонаашо горестию сьрдьчьною, и вси съмущаахуся о печали.
Къто бо не въсплачеться съмрьти тое пагубьное, приводя предъ очи сьрдьца своего?
Образъ бо бяаше унылъи его, възоръ и скрушение сьрдьца его святаго, такъ бо бе блаженыи ть правьдивъ и щедръ, тихъ, крътъкъ, съмеренъ, всехъ милуя и вься набъдя.
Помышлять же въ сьрдъци своемь богоблаженыи Борисъ и глаголааше: «Веде, — брата моего зълу ради чловеци понудяти и на убийство мое, и погубить мя, да аще пролиеть кръвь мою, то мученикъ буду господу моему, а духъ мои прииметь владыка». Таче, забывъ скърбъ съмьртьную, тешааше сьрдъце свое о словеси божии, «Иже погубити душю свою мене ради и моихъ словесъ, обрящети ю въ животе вечьнемь съхранить ю». И поиде радъстьнъмь сьрдьцьмь, «не презьри мене, — рекыи, — господи премилостиве, уповающааго на тя, нъ спаси душю мою».
Святопълкъ же, седя Кыеве по отьци, призвавъ кыяны, многы дары имъ давъ, отпусти. Поела же къ Борису, глаголя: «Брате, хочю съ тобою любъвь имети и къ отьню ти придамь». Льстьно, а не истину глаголя. Пришедъ Вышегороду ночь отаи призъва Путьшю и вышегородьскые муже и рече имъ: «Поведите ми по истине, приязньство имеете ли къ мне?» Путьша рече: «Вьси мы можемъ главы своя положити за тя».
Видевъ же дияволъ и искони ненавидяи добра человека, яко вьсю надежю свою на господа положилъ есть святыи Борисъ, начать подвижьнеи бываати, и обретъ, яко же преже Каина на братоубийство горяща, тако же и Святопълкъ. По истине въторааго Каина улови мысль его, яко да избиеть вся наследьникы отьца своего, а самъ приимьть единъ вьсю власть.
Тъгда призъва къ себе оканьныи трьклятыи Святопълкъ съветьникы всему злу и началныкыи всей неправьде, и отъвьрзъ пресквьрньная уста рече, испусти зълыи гласъ, Путьшине чади: «Аще убо главы своя обещастеся положити за мя, шедъше убо, братия моя, отаи, къде обрящете брата моего Бориса, съмотрьше время убиите и». И обещашася ему тако створити.
О таковыихъ бо рече пророкъ: «Скори суть кръвь пролияти бес правьды. Си бо обещаваються кръви и събирають себе злая. Сихъ путье суть събирающеи безаконие, нечистиемь свою душю обиемлють».
Блаженыи же Борисъ, яко же ся бе воротилъ и сталъ бе на Льте шатьры. И реша къ нему дружина: «Поиди, сяди Кыеве на столе отьни, се бо си вои въ руку твоею суть». Онъ же имъ отъвещааваше: «Не буди ми възяти рукы на брата своего и еще же и на стареиша мене, его же быхъ имелъ, акы отьца». Си слышавъше вои разидошася от него, а самъ оста тъкъмо съ отрокы своими. И бяаше въ дьнь суботьныи. В тузе и печали, удручьмъмь сьрдьцьмь, и вълезе въ шатьръ свои, плакашеся съкрушенъмь сьрдьщьмь, а душею радостьною, жалостьно гласъ испушааше: «Сльзъ моихъ не презьри, владыко, да яко же уповаю на тя, тако да с твоими рабы прииму часть и жребии съ вьсеми святыими твоими, яко ты еси бог милостив, и тебе славу въсылаемъ въ векы. Аминь».
Помышляшеть же мучение и страсть святаго мученика Никиты и святаго Вячеслава, подобно же сему бывъшю убиению, и како святей Варваре отьць свои убоица бысть. И помышляаше слово премудрааго Соломона: «Правьдьници въ векы живуть и отъ господа мьзда имъ и строение имъ от вышьняаго». И о семь словеси тъчию утешаашеся и радоваашеся.
Таче бысть вечеръ и поводе пети вечерънюю, а самъ вълезъ въ шатьръ свои начатъ молитву творити вечернюю съ сльзами горькыми и частыимь въздыханиемь, и стонаниемь многымь. По сихъ леже съпати, и бяше сънъ его въ мънозе мысли и въ печали крепъце и тяжьце и страшьне: како предатися на страсть, како пострадати и течение съконьчати и веру съблюсти, яко да и щадимыи веньць прииметь от рукы вьседьржителевы. И видевъ, възбьнувъ рано, яко годъ есть утрьнии. Бе же въ святую неделю. Рече къ прозвутеру своему: «Въставъ, начьни заутрьнюю». Самъ же, обувъ нозе свои и умывъ лице свое, начать молитися къ господу богу.
Посълании же приидоша отъ Святопълка на Льто ночь и подъступиша близъ, и слышаша гласъ блаженааго страстотьрпьца поюща Псалтырь заутрьнюю. Бяше же ему и весть о убиении его. И начать пети: «Господи, чьто ся умножиша сътужающии, мънози въсташа на мя», и прочая псалмы, до коньца. И начать пети Псалтырь: «Оби-доша мя пси мнози и уньци тучьни одьржаша мя». И пакы: «Господи, боже мои! На тя уповахъ, спаси мя». Таже по семь канонъ. И коньчавъшю ему утрьнюю, начать молитися зьря къ иконе господьни и рече: «Господи, Иисусъ Христе! Иже симь образъмь явися на земли изволивы волею пригвоздитися на крьсте и приимъ страсть грехъ ради нашихъ, съподоби и мяприяти страсть!»
И яко услыша шпътъ зълъ окрьстъ шатьра и трьпьтьнъ бывъ и начатъ сльзы испущати отъ очию своею, и глаголааше: «Слава ти, господи, о вьсемь, яко съподобилъ мя еси зависти ради прияти сию горькую съмьрть и все престрадати любъве ради словесе твоего. Не въсхотехомъ възискати себе самъ; ничто же себе изволихъ по апостолу: «Любы вьсе тьрпить всему веру емлеть и не ищьть своихъ си». И пакы: «Боязнивъ въ любъви честь — съвьршеная бо любы вънь отъмещеть боязнь». Темь, владыко, душа моя въ руку твоею въину, яко закона твоего не забыхъ. Яко господеви годе — бысть». И узьреста попинъ его и отрокъ, иже служааше ему, и видевъша господина своего дряхла и печалию облияна суща зело, расплакастася зело и глаголаста: «Милыи господине наю и драгыи! Колико благости испълненъ бысть, яко не въсхоте противитися любъве ради Христовы, а коликы вое дьржа въ руку своею!» И си рекша умилистася.
И абие узьре текущиихъ къ шатьру, блистание оружия и мечьное оцещение. И без милости прободено бысть чьстьное и многомилостивое тело святаго и блаженааго Христова страстотьрпьца Бориса. Насунуша копии оканьнии: Путьша, Тальць, Еловичь, Ляшько. Видевъ же отрокъ его, вьржеся на тело блаженааго, рекыи: «Да не остану тебе, господине мои драгыи, да иде же красота тела твоего увядаеть, ту и азъ съподобленъ буду съконьчати животъ свои!»
Бяше же сь родъмь угринъ, имьньмь же Георгии. И беаше възложилъ на нь гривьну злату, ибе любимъ Борисъть паче меры. И туже и проньзоша, и яко бысть ураненъ и искочи и-шатьра въ оторопе. И нача глаголати стояще округъ его: «Чьто стоите зьряще! Приступивъше сконьчаимъ повеленое намъ». Си слышавъ блаженыи, начатъ молитися и милъ ся имъ деяти, глаголя: «Братия моя милая и любимая! Мало ми время отдайте, да поне помолюся богу моему». И възьревъ на небо съ сльзами и горе въздыхнувъ начать молитися сицими глаголы: «Господи боже мои многомилостивыи и милостивыи и премилостиве! Слава ти, яко съподобилъ мя еси убежати отъ прельсти жития сего льстьнааго! Слава ти прещедрыи живодавьче яко сподоби мя труда святыихъ мученикъ! Слава ти, владыко человеколюбьче, сподобивыи мя съконьчати хотение сьрдьца моего! Слава ти, Христе, мъногому ти милосьрдию, иже направи на правыи путь мирьны ногы моя тещи къ тебе безъ съблазна! Призьри съ высоты святыня твоея, вижь болезнь сьрдьца моего, юже прияхъ от съродника моего, яко тебе ради умьрщвяемъ есмь вь сь дьнь. Въмениша мя, яко овьна на сънедь, веси бо, господи мои, яко не противлюся ни въпрекы глаголю, а имыи въ руку вься воя отьца моего и вься любимыя отьцемь моимь, и ничьто же умыслихъ противу брата моему. Онъ же елико въздвиже на мя възмогъ, да «аще бы ми врагъ поносилъ, протьрпелъ убо быхъ, аще бы ненавидя мене вельречевалъ, укрылъ быхъ ся». Нъ ты, господи, вижь и суди межю мною и межю братъмь моимь и не постави имъ, господи, греха сего, нъ приими въ миръ душю мою. Аминь».
И възьревъ къ нимъ умиленама очима и спадъшемь лицьмь, и вьсь сльзами облиявъся рече: «Братие, приступивъше, съконьчаите служьбу вашю. И буди миръ брату моему и вамъ, братие».
Да елико слышаху словеса его, отъ сльзъ не можааху ни словесе рещи, отъ страха же и печали горькы и мъногыхъ сльзъ. Нъ съ въздыханиемь горькымь жалостьно глаголааху и плакаахуся и къжьдо въ души своей стонааше: «Увы намъ, къняже нашь милыи и драгыи и блаженыи, водителю слепыимъ, одеяле нагымъ, старости жьзле, казателю ненаказанымъ! Кто уже си вься исправить? Како не въсхоте славы мира сего, како не въехоте веселитися съ чьстьныими вельможами, како не въсхоте величия, еже въ житии семь. Къто не почюдиться великууму съмерению, къто ли не съмериться, оного съмерение видя и слыша?»
И абие усъпе, предавъ душю свою въ руце бога жива, месяца июлия въ 24 дьнь, преже 9 каландъ агуста.
Избиша же и отрокы многы. Съ Георгия же не могуще съняти гривьны и отсекъше главу, отъвьргоша и кроме. Да темь и последь не могоша познати тела его.
Блаженааго же Бориса обьртевъше въ шатьръ възложивъше на кола, повезоша. И яко быша на бору, начать въскланяти святую главу свою. И се уведевъ Святопълкъ, пославъ два варяга и прободоста и мечьмь въ сьрдьце. И тако съконьчася и въсприятъ неувядаемыи веньць. И положиша тело его принесъше Вышегороду у цьркве святааго Василия въ земли погребоша.
И не до сего остави убийства оканьныи Святопълкъ, нъ и на большая неистовяся, начать простиратися. И яко видеся желание сьрдьце своего уже улучивъ, абие не въспомяну зълааго своего убийства и многааго убо съблажнения, и ни малы, поне на покаяние преклонися. Нъ ту абие въниде въ сьрдьце его сотона и начаты и пострекати вящьша и горыпа съдеяти и множаиша убийства. Глаголааше бо въ души своей оканьнеи: «Что сътворю? Аще бо до сьде оставлю дело убийства моего, то дъвоего имамъ чаяти: яко аще услышать мя братия моя, си же варивъше въздадять ми и горьша сихъ. Аще ли и не сице, то да ижденуть мя и буду чюжь престола отьца моего, и жалость земле моея сънесть мя, и поношения поносящиихъ нападуть на мя, и къняжение мое прииметь инъ и въ дворехъ моихъ не будеть живущааго. Зане его же господь възлюби, а азъ погнахъ и къ болезни язву приложихъ, приложю къ безаконию убо безаконие. Обаче и матери моея грехъ да не оцеститься и сь правьдьныими не напишюся, нъ да потреблюся отъ книгъ живущиихъ». Яко же ибысть, еже последи съкажемъ. Ныне не несть время, нъ на предълежащее възвратимъся.
И си на уме си положивъ, зълыи съветьникъ дияволь, посла по блаженааго Глеба рекъ: «Приди въбързе. Отьць зоветь тя и несъдравить ти вельми».
Онъ же въбързе, въ мале дружине, въседъ иа конь поеха. И пришедъ на Вългу, на поле потъчеся подъ нимь конь въ рове, и наломи ногу малы. И яко приде Смолиньску и поиде отъ Смолиньска, яко зъреимъ едино, ста на Смядине въ кораблици. И въ се время пришьла бяаше весть отъ Передъславы къ Ярославу о отьни съмьрти. И присла Ярославъ къ Глебу река: «Не ходи, брате! Отьцъ ти умьрлъ, а брать ти убиенъ отъ Святопълка».
И си услышавъ блаженыи възъпи плачьмь горькыимь и печалию сьрдьчьною и сице глаголааше: «О увы мне, господине мои, отъ двою плачю плачюся и стеню, дъвою сетованию сетую и тужю. Увы мне, увы мне! Плачю зело по отьци, паче же плачюся и отъчаяхъся по тебе, брате и господине Борисе. Како прободенъ еси, како без милости прочее съмрьти предася, како не отъ врага, нъ отъ своего брата погубу въспррияль еси? Увы мне! Уне бы съ тобою умрети ми, неже уединену и усирену отъ тебе въ семь житии пожити. Азъ мнехъ въбързе узьрети лице твое ангельское, ти се селика туга състиже мя и унылъ быхъ съ тобою умрети, господине мои! Ныне же что сътворю азъ, умиленыи, очюженыи отъ твоея доброты и отъ отца моего мъногааго разума? О милыи мои брате и господине! Аще еси уполучилъ дрьзновение у господа, моли о моемь унынии, да быхъ азъ съподобленъ ту же страсть въсприяти и съ тобою жкити, неже въ свете семь прельстьнемь».
И сице ему стенющю и плачющюся и сльзами землю омачающю съ въздыхании частыими бога призывающю, приспеша вънезапу посълании отъ Святопълка зълыя его слугы, немилостивии кръвопиице, братоненавидьници люти зело, сверепа звери, душю изимающе.
Святый же поиде въ кораблици и съретоша и устие Смядины. И яко узьре я святыи, взъздрадовася душею, а они узьревъше и омрачаахуся и гребяахуся къ нему, а сь целования чаяяше отъ нихъ прияти. И яко быша равьно пловуще, начаша скакати зълии они въ лодию его, обнажены меча имуще въ руках своихъ, бльщащася, акы вода. И абие вьсемъ весла отъ руку испадоша, и вьси отъ страха омьртвеша. Си видевъ блаженыи, разумевъ яко хотять его убити, възьревъ къ нимъ умиленама очима и сльзами лице си умывая, съкрушенъмь срьдьцьмь, съмеренъмь разумъмь и частыимь въздыханиемь, вьсь сльзами разливаяся, а телъмъ утьрпая, жалостьно гласъ испущааше: «Не дейте мене, братия моя милая и драгая! Не дейте мене, ни ничто же вы зъла сътворивъша! Не брезете, братие и господье, не брезете! Кую обиду сътворихъ брату моему и вамъ, братие и господье мои? Аще ли кая обида ведете мя къ князю вашему, а къ брату моему и господину. Помилуйте уности моее, помилуйте, господье мои! Вы ми будете господие мои, азъ вамъ рабъ. Не пожьнете мене отъ жития не съзьрела, не пожьнете класа, не уже съзьревъша, нъ млеко безълобия носяща! Не порежете лозы не до коньца въздрастъша, а плодъ имуща! Молю вы ся и милъ вы ся дею. Убоитеся рекъшааго усты апостольскы: «Не дети бываите умы, зълобиемь же младеньствуите, а умы съвьршени бываите». Азъ, братие, и зълобиемь и въздрастъмь еще младеньствую. Се несть убийство, нъ сырорезание! Чьто зъло сътворихъ съведетельствуите ми, и не жалю си. Аще ли кръви моее насытитися хочете, уже въ руку вы есмь, братие, и брату моему, а вашему князю». И не поне единого словесъ посты-дешася, нъ яко же убо сверепии зверие, тако въсхытиша его. Онъ же видевъ, яко не вънемлють словесь его, начатъ глаголати сице: «Спасися, милые мои отьче и господине Василие, спасися, мати и госпоже моя, спасися и ты, брате Борисе, старейшине уности моея, спасися и ты, брате и поспешителю Ярославе, спасися и ты, брате и враже Святопълче, спасетеся и вы, братие и дружино, вьси спасетеся! Уже не имамъ васъ видети въ житии семь, зане разлучаемъ есмь отъ васъ съ нужею)». И глаголааше плачася: «Василие, Василие, отьче мои и господине! Приклони ухо твое и услыши гласъ мои, и призьри и вижь приключьшаяся чаду твоему, како без вины закалаемъ есмь. Увы мне, увы мне! Слыши небо и вънуши земле. И ты, Борисе брате, услыши гласа моего. Отьца моего Василия призъвахъ и не послуша мене, то ни ты не хочеши мене послушати? Вижь скьрбь сьрдьца моего и язву душа моея, вижь течение сльзъ моихъ яко реку! И никто же не вънемлеть ми, нъ ты убо помяни мя о мне къ обьщему владыце, яко имея дьрзновение и престоя у престола его».
И начатъ преклонь колене молитися сице: «Прещедрыи и премилостиве господи! Сльзъ моихъ не премълчи, нъ умилися на мое уныние. Вижь съкрушение сьрдьца моего: се бо закалаемъ семь, не вемь, чьто ради, или за которую обиду не съведе. Ты веси, господи, господи мои! Вемь тя рекъша къ своимъ апостоломъ, яко: «за имя мое, мене ради възложать на вы рукы, и предани будете родъмь и другы, и брать брата предасть на съмьрть и умьртвять вы имене моего ради». И пакы: «Въ тьрпении вашемь сътяжите душа ваша». Вижь, господи, и суди: се бо готова есть душа моя предъ тобою, господи! И тебе славу въсылаемь, отьцю и сыну и святууму духу, ныне и присно и въ векы векомъ. Аминь».
Таче възьревъ къ нимъ умиленъмь гласъмь и измъклъшьмь грьтаньмь рече: «То уже сътворивъше приступльше сътворите, на не же посълани есте!»
Тъгда оканьныи Горясеръ повеле зарезати и въбързе. Поваръ же Глебовъ, именемь Търчинъ, изьмъ ножь и имъ блаженааго и закла и яко агня непорочьно и безлобиво, месяца сентября въ 5 дьнь, въ понеделникъ.
И принесеся жьртва чиста господеви и благовоньна, и възиде въ небесныя обители къ господу, и узьре желаемааго си брата и въсприяста веньца небесныя его же и въжелеста, и въздрадовастася радостию великою неиздреченьною, юже и улучиста.
Оканьнии же они убоице възвративъшеся къ посълавъшюуму я, яко же рече Давыдъ: «Възвратяться грешьници въ адъ и вьси забывающии бога». И пакы: «Оружие извлекоша грешьници, напрягоша лукъ свои заклати правыя сьрдьцьмь и оружие ихъ вънидеть въ сьрдьца, и луци ихъ съкрушаться, яко грешьници погыбънуть». И яко съказаша Святопълку, яко «сътворихомъ повеленое тобою», и си слышавъ, взънесеся срьдьцьмь, и събысться реченое псалмопевьцемь Давыдъмь: «Чьто ся хвалиши сильныи о зълобе? Безаконие вь сь дьнь неправьду умысли языкъ твои. Възлюбилъ еси зълобу паче благостыне, неправьду неже глаголаати правьду. Възлюбилъ еси вься глаголы потопьныя и языкъ льстьвъ. Сего ради раздрушить тя богъ до коньца, въстьрнеть тя и преселить тя отъ села твоего, и корень твои отъ земля живущихъ».
Убиену же Глебове и повьрженуна пусте месте можю дъвема колодама. И господь не оставляяи своихъ рабъ, яко же рече Давыдъ: «Хранить господь вься кости ихъ, и ни едина отъ нихъ съкрушиться».
И сему убо святууму лежащю дълго время, не остави въ неведении и небрежении отинудь пребыти неврежену, нъ показа: овогда бо видеша стълпъ огньнь, овогда свеще горуще и пакы пения ангельская слышааху мимоходящии же путьмь гостие, ини же, ловы деюще и пасуще. Си же видяще и слышаще, не бысть памяти ни единому же о възискании телесе святааго, дондеже Ярославъ, не тьрпя сего зълааго убииства, движеся на братоубийца оного, оканьнааго Святополъка и брани мъногы съ нимь съставивъ. И вьсегда пособиемь божиемь и носпешениемь святою, победивъ елико брани състави, оканьныи посрамленъ и побеженъ възвращаашеся.
Прочее же сь трьклятыи прииде съ множьствъмь печенегъ, и Ярославъ, съвъкупивъ воя, изиде иротиву ему на Льто и ста на месте, иде же бе убиенъ святыи Борисъ. И въздевъ руце на небо и рече: «Се кръвь брата моего въпиеть къ тебе, владыко, яко же и Авелева преже. И ты мьети его, яко же и на ономь положи стонание и трясение на братоубиици Каине. Ей молю тя, господи, да въсприимуть противу тому. Аще и телъмь ошьла еста, нъ благодатию жива еста и господеви предъстоита и молитвою помозета ми!»
И си рекъ, и поидоша противу собе и покрыша поле Льтьское множьствъмь вои. И съступишаея, въсходящю сълнцю, и бысть сеча зла отинудь и съступашася тришьды, и бишася чересъ дьнь вьсь, и уже къ вечеру одоле Ярославъ, а сь оканьныии Святопълкъ побеже. И нападе на нь бесъ, и раслабеша кости его, яко не мощи ни на кони седети, и несяхуть его на носилехъ. И пребегоша Берестию съ нимь. Онъ же рече: «Побегнете, осе женуть по насъ!» И посылахуть противу, и не бе ни гонящааго, ни женущааго въ следъ его. И, лежа въ немощи, въехопивъся глаголааше: «Побегнемы еще, женуть! Охъ мне!» И не можааше тьрпети на единомь месте, и пробеже Лядьску землю гонимъ гневъмь божиемь. И прибеже въ пустыню межю Чехы и Ляхы, и ту испроврьже животъ свои зъле. И приятъ възмьздие отъ господа, яко же показася посъланая на нь пагубьная рана и по съмьрти муку вечьную. И тако обою животу лихованъ бысть: и сьде не тъкъмо княжения, нъ и живота гонезе, и тамо ие тъкъмо царствия небеснааго и еже съ ангелы жития погреши, нъ и муце и огню предасться. И есть могыла его и до сего дьне, и исходить отъ нее смрадъ зълыи на показание человекомъ. Да аще кто си сътворитъ слыша таковая, си же прииметь и вящьша сихъ. Яко же Каинъ, не ведыи мьсти прияти и едину прия, а Ламехъ, зане ведевъ на Каине, темь же седмьдесятицею мьстися ему. Така ти суть отъмьстия зълыимъ делателемъ, яко жебо Иулиянъ цесарь, иже мъногы кръви святыихъ мученикъ пролиявъ, горькую и нечеловечьную съмьртъ прия: не ведомо отъ кого прободенъ бысть кониемь въ сьрдьце въдруженъ. Тако и сь бегая не ведыися отъ кого зълострастьну съмьрть прия.
И оттоле крамола преста въ Русьске земли, а Ярославъ прея вьсю волость Русьскую. И начать въпрашати о тьльсьхъ святою — како или кде положена еста. И о святемь Борисе поведаша ему, яко Вышегороде положенъ есть. А о святемь Глебе не вьси съведяаху, яко Смолиньске убиенъ есть. И тъгда съказаша ему, яже сльшаша от приходящиихъ отътуду, како видеша светъ и свеще въ пусте месте. И то слышавъ, посъла Смолиньску на възискание презвутеры, рекыи, яко: «То есть братъ мои», и. обретоша и иде же беша видели, и шьдъше съ крьсты и съ свещами мъноземи и съ кандилы, и съ чьстию многою, и въложьше въ корабль, и пришедъше положиша и Вышегороде, иде же лежить и тело преблаженааго Бориса и раскопавъше землю, и тако же положиша и недоумеюще, яко же бе лепо пречьстьне.
Се же пречюдьно бысть и дивьно и памяти достойно; како и колико летъ лежавъ тело святаго, то же не врежено пребысть ни отъ коего же плътоядьца, ни беаше почьрнело, яко же обычаи имуть телеса мьртвыхъ, нъ светьло и красьно и цело и благу воню имущю. Тако богу съхранивъшю своего страстотьрпьца тело, и не ведяху мнози ту лежащю святою страстотърпьцю телесу. Нъ яко же рече господь: «Не можеть градъ укрытися врьху горы стоя, ни свеще въжьгъше спудъмъ покрывають, нъ на светиле поставлятоть, да светить тьмьныя». Тако и си святая постави светити въ мире, премногыими чюдесы сияти въ Русьскеи стороне велицеи, иде же множьство стражющиихъ съпасени бывають: слепии прозирають, хромии быстрее сьрны рищуть, сълуции простьрение приемлютъ.
Нъ или могу вься съповедати или съказаати творимая чюдесы, по истине ни вьсь мирь можеть понести, яжо деються предивьная чюдеса и яаче песъка морьскааго. И не ту единде, нъ и по вьсемъ сторонамъ и по вьсемъ землямъ преходяща, болезни вься и недугы отъгонита, сущиихъ въ тьмьницахъ и въ узахъ посещающа. И на местехъ иде же мученьчьскыимь веньцьмь увязостася, създьдане быста цьркви въ имя ею. Да и ту тако же многа чюдеса посещающа съдеваета.
Темь же ваю како похвалити не съвемъ или чьто рещи недоумею и не възмогу. Ангела ли ва нареку, имь же въскоре обретаетася близъ скърбящиихъ, нъ плътьскы на земли пожила еста :въ чловечьстве. Чловека ли ва именую, то паче всего чловечьска ума преходита множьствъмь чюдесъ и посещениемь немощьныихъ. Цесаря ли князя ли ва проглаголю, нъ паче чловека убо проста и съмерена съмерение бо сътяжала еста, имь же и высокая места и жилища въселистася.
По истине вы цесаря цесаремъ и князя къняземъ, ибо ваю пособиемь и защищениемь князи наши противу въстающая дьржавьно побежають, и ваю помощию хваляться. Вы бо темъ и намъ оружие, земля Русьскыя забрала и утвьржение и меча обоюду остра, има же дьрзость поганьскую низълагаемъ и дияволя шатания въ земли попираемъ. По истине несумьньне рещи възмогу: вы убо небесьная чловека еста, земльная ангела, стълпа и утвьржение земле нашея. Темь же и борета по своемь отьчьстве и пособита, яко же и великий Димитрии по своемь отьчьстве. Рекъ: «Аще убо и веселящемъся имъ съ ними бехъ, тако же и погывающемъ имъ съ нимь умьру». Нъ обаче сии великыи милъсьрдыи Димитрии о единомь граде сице извеща, а вы не о единомь бо граде, ни о дъву, ни о вьси попечение и молитву въздаета, нъ о всей земли Русьскеи!
О блаженая убо гроба приимъши телеси ваю чьстьнеи акы съкровище мъногоценьно! Блаженая цьркы, въ ней же положене быста раце ваю святеи, имущи блаженеи телеси ваю, о Христова угодьника! Блаженъ по истиной высокъ паче всех градъ Русьскыихъ и вышии градъ, имыи въ себе таковое скровище. Ему же не тъчьнъ ни вьсь миръ. Поистине Вышегородъ наречеся — вышии и превышии городъ всехъ; въторый Селунь явися въ Русьске земли, имыи въ себе врачьство безмьздьное, не нашему единому языку тъкъмо подано бысть бъгъмь, нъ и вьсеи земли спасение. Отъ всехъ бостранъ ту приходяще туне почьреплють ицеление, яко же и въ святыихъ евангелиихъ господь рече святымъ апостоломъ, яко: «туне приясте,туне и дадите». О сихъ бо и самъ гоподь рече: «Веруяи въ мя, дела, яже азъ творю, и тъ сътворитъ и больша техъ».
Нъ о блаженая страстотьрпьца Христова, не забываита отьчьства, иде же пожила еста въ тели, его же всегда посетъмь не оставляета. Тако же и въ молитвахъ вьсегда молитася о насъ, да не придеть на ны зъло, и рана да не приступить къ телеси рабъ ваю. Вама бо дана бысть благодать, да молита за ны, вама бо далъ есть богъ о насъ молящася и ходатая къ богу за ны. Темь же прибегаемъ, къ вама, и съ сльзама припадающе, молимъся, да не придеть на ны нога гърдыня и рука грешьнича не погубить насъ, и вьсяка пагуба да не наидеть на ны, гладъ и озълоблепие отъ насъ далече отъженета и всего меча браньна избавита насъ, и усобичьныя брани чюжа сътворита и вьсего греха и нападения заступита нась, уповающиихъ къ вама. И къ господу богу молитву нашю усьрдьно принесета, яко съгрешихомъ зело и безаконьновахомъ премъного, и бещиньствовахомъ паче меры и преизлиха. Нъ ваю молитвы надеющеся къ Спасу възъпиемъ глаголюще: «Владыко, единый без греха! Призьри съ небесе святаго твоего на насъ убогыхъ, елма же съгрещихомъ, нъ ты оцести, и безаконьновахомъ, ослаби, претъкнухомъся по пременении, яко блудьницю оцести ны и яко мытоимьца оправи!
Да придеть на ны милость твоя! Да въскапеть на ны чловеколюбие твое! И не ослаби ны преданомъ быти грехы нашими, ни усънути, ни умрети горькою съмьртию, нъ искупи ны отъ настаящааго зла и даждь ны время покаянию, яко многа безакония наша предъ тобою, господи! Сътвори съ нами по милости твоей, господи, яко имя твое нарицаеться въ насъ, нъ помилуй ны и ущедри и заступи молитвами пречьстною страстотьрпьцю твоею. И не сътвори насъ въ поносъ, нъ милость твою излей на овьца пажити твоея, яко ты еси богъ нашь и тебе славу въсылаемъ отьцю и сыну и святууму духу ныне и присно и въ векы веком. Аминь».
О Борисе, какъ бе възъръм.
Сь убо благоверьныи Борисъ благога корене сын послушьливъ отцю бе, покаряяся при всемь отцю. Телъмь бяше красьнъ, высокъ, лицьмь кругълъмь, плечи велице, тънъкъ въ чресла, очима добраама, веселъ лицьмь, рода мала и усъ младъ бо бе еще, светяся цесарьскы, крепъкъ телъмь, вьсячьскы украшенъ акы цветъ цвьтыи въ уности своей, в ратьхъ хръбъръ, въ съветехъ мудръ и разумьнъ при вьеемь и благодать божия цвьтяаше на немь.
old-russian.chat.ru/index1.htm
ppf.asf.ru/drl/text.html